Слово, предлагавшееся в качестве нового названия города Москвы
Такое предложение высказывали, например, отдельные делегаты состоявшегося в Москве 15-21 января 1937 года Чрезвычайного XVII Всесоюзного съезда Советов.
В 1938 году идея переименования была предложена также наркомом водного транспорта СССР Н. И. Ежовым. Согласно докладной записке Ежова, поданной в Верховный Совет СССР, идея переименования Москвы была высказана в «обращениях трудящихся Советского Союза».
Член ВКП(б) житель Москвы Д. Зайцев в своём обращении от 28 декабря 1937 года наркому внутренних дел СССР Н. И. Ежову писал (обращение хранилось в архиве ЦК КПСС):
В записке Ежова приводилось также стихи персональной пенсионерки москвички Е. Ф. Чумаковой:
На основании обращений референты наркома подготовили проект представления в Верховный Совет СССР о переименовании Москвы в город Сталинодар. Проект постановления был направлен в Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиум Верховного Совета СССР.
По мнению историка Ю. Фельштинского: «Очевидно, желая ещё больше укрепить свои позиции, Н. И. Ежов выступил инициатором переименования города Москвы в Сталинодар».
По мнению Р. Перина, «Опасаясь за свою жизнь, в 1938 году Ежов выступил с предложением переименовать Москву в Сталинодар».
Однако Сталин отклонил эту идею. Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин проинформировал Президиум Верховного Совета СССР: «Сталин категорически высказался против переименования».
Как полагает публицист Сергей Лозунько, «Сталин же отнёсся к этому предложению как к глупости».
Гровер Ферр пишет: «В 1937 году Сталин сумел воспрепятствовать переименованию Москвы в Сталинодар».
Вопрос о переименовании Москвы в честь Сталина рассматривался повторно, это было после окончания Второй мировой войны. Но и тогда Сталин отклонил эту идею.
Предложение Ежова переименовать Москву в Сталинодар широко комментируется в современной публицистике через призму культа личности Сталина.
Статья подготовлена по материалам: Wikipedia, CC BY-SA 3.0.
Фото: George Shuklin, CC BY-SA 2.5.
Российский историк Г. А. Бордюгов, анализируя подобные предложения, приводит следующие рассуждения:
Чем мотивировалась отрицательная реакция Сталина на подобные предложения, показывает запись беседы Лиона Фейхтвангера со Сталиным и затронутая в ней тема восхвалений. «На моё замечание <…> он пожал плечами. Он извинил своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты делами и не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу сотен тысяч увеличенных до чудовищных размеров портретов человека с усами – портретов, которые мелькают у него перед глазами во время демонстраций.
Я указываю ему на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляют его бюсты и портреты – да еще какие! – в местах, к которым они не имеют никакого отношения, как, например, на выставке Рембрандта. Тут он становится серьёзен. Он высказывает предположение, что это люди, которые довольно поздно признали существующий режим и теперь стараются доказать свою преданность с удвоенным усердием. Да, он считает возможным, что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его.
«Подхалимствующий дурак, – сердито сказал Сталин, – приносит больше вреда, чем сотня врагов». Всю эту шумиху он терпит, заявил он, только потому, что он знает, какую наивную радость доставляет праздничная суматоха её устроителям, и знает, что все это относится к нему не как к отдельному лицу, а как к представителю течения, утверждающего, что построение социалистического хозяйства в Советском Союзе важнее, чем перманентная революция».
